http://kupi-insta.com/kupit-instagram-podpischikov/ Безобидная, казалось бы, фраза в рецензии; «Спектакль начисто лишен прокурорского тона и искательных интонаций запилы». Но театральный критик, видимо, не подозревает, сколь уничижительно отозвался он о роли и месте советской адвокатуры, более того, о конституционном принципе — праве обвиняемого на защиту от обвинения.
По роду прежней деятельности мне много и часто приходилось бывать — и самому участвовать! — в судебных процессах. Более чем за четыре десятилетия много слышал защитительных речей. Были, разумеется, удачные и малоудачные, талантливые и, скажем мягче, не очень, бывали, что греха таить, речи, походившие больше на обвинительные, нежели на защитительные. Но чего не было, того не было — не доводилось мне уловить «простительные интонации» в речах адвокатов.
Да и откуда, собственно, могли взяться эти самые «просительные интонации»? Адвокат в советском суде ведь не проситель, а активный и равноправный участник судебного процесса. Его большие и разносторонние права предельно четко обозначены в процессуальном (гражданском и уголовном) законодательстве . Скажу больше: без права обвиняемого на защиту, без участия адвоката нормальное отправление правосудия просто невозможно.
Почему об этом пишу ? Вынужден. В этой фразе театрального критика я вижу отражение укоренившейся в сознании некоторых людей ошибочной оценки значения и характера адвокатского труда. Дело дошло до того, что в одном недавно вышедшем романе есть образ народного судьи, которая «ощущала особое удовлетворение, когда ей удавалось прижать адвоката ...». Наверное, в жизни можно встретить и такого судью. Все дело в авторском отношении к подобной личностной установке героя. В данном случае автор вполне одобрительно относится к своей героине и при этом* очевидные ее заблуждения возводит в ранг достоинств.
Надо заметить, что при нарастающем интересе прессы к произведениям детективного жанра у нас еще крайне редко печатаются книги, в которых нелегкому труду адвокатов уделялось бы достойное внимание.
Завершает книгу портретный очерк «Судья», в котором рассказывается о Петре Ивановиче Березовском. В прошлом рабочий гвоздильного завода, красногвардеец, защищавший молодую Советскую республику на фронтах гражданской войны, он был одним из первых, кому довелось вершить правосудие, рожденное социалистической революцией.
Похожим был путь и Якова Семеновича Киселева. В 1923 году по путевке командования ксшницы Буденного он пришел в адвокатуру. Около года работал в Днепропетровске, а с 1924 года и поныне — в Ленинграде.
«Решительно вся его адвокатская деятельность,— говорил о Якове Семеновиче писатель Юрий Герман,— радует меня и восхищает тем, что Киселев всегда верит в хорошее начало в человеке, верит в своего подзащитного... И еще одно немаловажное обстоятельство для характера Я . С. Киселева — его удивительная, неиссякаемая энергия добра» .
В правильности такой высокой оценки читатель легко убедится, ознакомившись с очерками Я. С! Киселева, подавляющее большинство которых — это защитительные речи, художественно перевоплощенные в судебные очерки. Добротные, построенные на острых психологических сюжетах, они написаны с глубоким знанием судебной практики, жизни вообще. Все поступки и слова действующих лип тонко и убедительно мотивированы. Что ни человек, то свой характер, свое запоминающееся, неповторимое лицо —словом, художественные образы, созданные на документальной основе.
Обычно, как известно, суд имеет дело с так называемой «изнанкой жизни». Однако для Киселева как публициста характерно умение выделить среди тех, с кем так или иначе приходится общаться адвокату, совестливых, порядочных, благородно мыслящих и дейст-' вующих людей. Невозможно забыть Николая Платоновича Корецкого. Это человек редкостной душевной щедрости. В результате несчастного случая погиб его шестнадцатилетпий сын. «В суде Николай Платонович Корецкий вел себя с поразительной выдержкой. Она стоила ему таких душевных сил, что, глядя на него, щемило сердце. Убитый горем, он держал себя так, что устранял возможность хоть как-нибудь выразить ему сочувствие».
- Что случилось? В комнате находились два друга. Толя и Сережа. Показывая пистолет, Сережа уверял*— предохранитель настолько надежен, что нельзя сомневаться. Держа пистолет против груди Толи, Сережа нажал на спусковой крючок. Юноша был убит.
Суд. исследовал не только обстоятельства преступления, но и мотивы его. Это был нелегкий поиск правды. После судебных прений к адвокату подошёл Николай Платонович и попросил подсказать, чем он может помочь Сереже. «Нельзя, поймите, нельзя допустить, чтобы его посадили. Толя мертв, зачем же ломать еще одну жизнь».
Очерк заканчивается словами: «Из суда они ушли втроем: Николай Платонович, Сережа и его отец. Нет, они не стали друзьями, но впервые Николай Платонович позволил им делить с ним его горе. Теперь он понял: оно у-них общее» («Белый камушек»).